Магия чрезвычайных ситуаций - Страница 34

– Твои записи может прочесть кто-нибудь третий.

– Хм… – Пепел надолго замолчал. – Хорошо, я сделаю так, что мои записи никто не сможет прочесть… Не волнуйся.

Она прервала связь и, поколебавшись, отключила мобильный телефон. Засунула его за пояс, в суконный чехольчик, и вышла из машины.

Конечно, лучше всего было бы перебраться на один из островов, уж там ее никто не потревожил бы. Но – не на чем. Поэтому, выбрав удобное местечко под деревом, девушка уселась прямо на землю и, поерзав, откинулась спиной на ствол дерева, у корней которого собиралась медитировать. Осознав, что сидит на остром камне, вскочила, потопталась, выбрала другое место. Но снова вскочила, потому как догадалась, что расслабиться ей не удастся, и по самой простой причине – холодно. Пришлось сбегать к машине за пледом.

Помимо пледа в багажнике обнаружилась пара теплых шерстяных носков, котелок, фляга с водой и бутылка коньяка. Конечно, там имелось много чего еще, но Кайндел в первую очередь заинтересовало именно это. Она вытащила носки (такие большие, что ей они могли сойти за гольфы) и, усевшись под деревом, стащила с ног мокрые сапоги. Сидеть с голыми ногами было слишком холодно, затем ей и понадобились носки. Устроилась поудобнее, завернулась в плед и расслабилась.

Каждый входил в медитацию по-своему. Кто-то считал необходимым принять головоломную позу лотоса или там заправить ноги за уши, кто-то – обязательно устроиться на чем-нибудь столь жестком и неудобном, что дрожь пробирала при одной мысли о подобном времяпровождении. Кайндел была последователем иного представления – медитация должна быть отдохновением для тела. Практически невозможно соединять тяжелый физический и духовный труд, что-то должно уступить. Во имя лучшего результата, разумеется. Не следует требовать от себя невозможного.

Поэтому она устроилась поудобнее, добилась того, чтоб ей ничто не докучало, полностью расслабилась и «пустилась в путь».

Стоило большого труда полностью оттолкнуться от мыслей об окружающем мире – и о Шреддере, который еще устроит ей головомойку, и об ОСН в целом, и о Круге с Ночью и Ан Альфардом во главе, и о том, что хотелось бы уже, в конце концов, увидеть полные продуктов супермаркеты и носить нормальные туфли, а не самодельные сапоги, пусть и сшитые со знанием дела.

«А ведь еще четыре года назад сшитая вручную обувь ценилась раза в два дороже, чем стандартная покупная», – подумала Кайндел, вспоминая свое общение с историками-реконструкторами… И тут же сердито оборвала себя. Посторонние мысли были сейчас ни к чему.

Только покой и умиротворение. Только пространство окружающего мира и отрешенное сознание. Надо было как-то добиться этого состояния, и через некоторое время (она не знала какое) девушка ощутила рядом плотную магическую структуру. Сидя на берегу Ладожского озера, она как бы одновременно поднялась над ним и видела теперь и остатки деревянной пристани, один край которой был наскоро починен местными жителями, – бурые спины перевернутых лодок сохли поблизости, – и чахнущий поселок Кузнечное, и Березово, и нитки асфальтированных дорог.

Видела она и свою машину, припаркованную вплотную к кусту, катящиеся по дороге три велосипеда и молодых ребят с сетями на Медвежьем острове неподалеку от залива, но ее это уже мало интересовало. Кайндел занимала только магия, окружившая ее, будто коконом, и происхождение этой магии.

Артефакт бойко взялся за дело. Нет, в нем не дремала ничья бессмертная душа, и присутствия Муавия, великого мага древности, не ощущалось. Лишь мощная, очень сложная структура, которая, оказавшись в привычной ситуации, принялась исполнять заложенную в нее программу – так девушке показалось в первый момент. А во второй уже не казалось ничего, потому что, спохватившись, она рванулась наружу из образовавшегося кокона.

Это напоминало поединок мухи с клеем, в который первая угодила всеми своими лапами. Рваться можно было до бесконечности, и совершенно бессмысленно, потому что, опираясь одной конечностью, сильнее увязаешь всеми остальными. Так что остается только упасть набок и совсем пропасть.

Конечно, могло быть и так, что артефакт строил систему, призванную помочь ей в ее беде, однако Кайндел как-то не слишком верила в это. Вернее, нет – она просто не задумывалась о том, что происходит, рванулась совершенно рефлекторно. И, не выбравшись сразу, забилась, будто все та же муха.

Потом взяла себя в руки. Сконцентрировалась. Созданию магического гения прежних времен, окружившего ее собой, следовало так или иначе навязать хоть какой-то более или менее «материальный» облик. Естественно, что в пространстве мысли не могло быть ничего материального, все обретало тот вид, которое хотело придать им собственное или постороннее сознание. Она как-то даже и не задумалась о том, что хозяйкой артефакта не является, приказывать ему не может, и тот, скорее всего, просто не подчинится ее попыткам придать себе форму. По сути-то, «придать форму» означало фактически «одолеть в поединке», потому что тот, кто диктует условия, априори сильнее.

Кокон не поддавался. Кайндел вдруг поняла, что тот пытается сделать – он стремился растворить ее сознание в себе, «усвоить» ее, будто пищу, попавшую в желудок. Одновременно она поняла, что дело здесь вовсе не в потайной хитрости, ловушке, подстроенной создателем печати, дабы обезопасить свое творение от чужого любопытства. Просто в этом действии был какой-то смысл, связанный то ли с функцией изоляции магии от мира, то ли с функцией преобразования магии.