– Тогда пусть его сделает кто-нибудь еще, – раздраженно ответил Один. – Найди того, кому ты сможешь все объяснить.
Однако объяснять оказалось намного сложнее, чем делать самой. Даже отыскав среди младших офицеров ОСН того, кто, кажется, вполне подходил для этой задачи (его энергетика показалась ей знакомой, и, в уверенности, что это если не альв, как она, то, по крайней мере, тоже не совсем человек, курсантка ткнула в него пальцем), девушка столкнулась с уймой проблем.
Во-первых, офицер ОСН по имени Найсу, молодой человек с весьма бурным прошлым, явно был не в восторге от ее выбора. И она его понимала. Редко, но бывает так, что, даже обладая теми или иными способностями, человек вовсе не рвется их развивать. Он относился к магии с недоверием, охотно изучал ее, но в первую очередь для того, чтоб научиться противостоять нападающим чародеям, а ее потому, что его привлекала магия как таковая. Была б возможность – он предпочел бы обойтись вовсе без колдовских фиглей-миглей.
За плечами у Найсу был физмат Университета, склад ума чисто математический, то есть лучшего для занятий системной магией и не придумаешь. Однако чего можно добиться без искреннего, глубокого желания? Да ничего.
Впрочем, он старался. Он честно и скрупулезно выполнял каждое распоряжение Кайндел, изо всех сил пытался понять, что именно она от него хочет – и все равно не мог ничего сделать. Злился – она это чувствовала – как на себя, так и на нее, злился на Одина и Роннана, отдавших ему приказ, снова пытался – и снова ничего не получалось. Девушка бесилась от желания, в конце концов, сделать все самой, но не могла и сама злилась. Даже Пепел, которого она позвала на помощь и который тоже по мере своих сил пытался простыми словами растолковать человеку, что от него требуется, не преуспел.
– Послушай, – сказала Кайндел, исчерпав все доступные ей способы объяснения и убеждения. – Если ты не можешь себя заставить, то, наверное, мне стоит найти другого помощника. Скажи мне честно, что тебе все надоело, не нужен тебе этот источник и пошло б все на хрен в этом мире, и я от тебя отстану.
– А это легко – отыскать кого-то еще? – с тоскливой надеждой осведомился он.
– Практически невозможно.
– Тогда о чем ты говоришь? Объясняй снова. Что тут поделаешь, буду снова пытаться. Приказ есть приказ.
– Самое глупое – это то, что любой маг в нашем нынешнем мире с удовольствием дал бы обе руки на отсечение, лишь бы оказаться на твоем месте. Ты же хочешь только одного – чтоб все пошло на хрен.
– Это почему любой другой маг отдал бы что-то там на отсечение? – удивился Найсу.
– Почему? Да потому, что, обретя в свою власть такой источник, который можно забацать тут, в Выборге, он мигом бы обратно отрастил себе руки и остался бы при мощнейшем источнике магической энергии. И мог бы все. Ну почти все.
Офицер посмотрел на собеседницу с сомнением. «Точно говоришь?» – спрашивали его глаза. Она едва заметно кивнула – не так, чтоб спровоцировать вопрос, мол, что это ты тут головой раскивалась, а чтоб подсознание восприняло ее жест как знак согласия.
Как ни странно, это упоминание про «других магов» в добавку к такому неоспоримому факту, как приказ, все-таки сыграло свою роль – Найсу захотел преуспеть. И неважно уже, почему – из соображений ли «что я, хуже других, что ли?» или из каких-то еще… Кайндел это было неважно. Он все-таки напрягся и сумел с помощью курсантки и Пепла возвести нужную структуру. Более того, разойдясь, кажется, почувствовал вкус к этому делу и даже вполне самостоятельно придал новому источнику образ – теперь он походил на небольшой водопад, струящийся по стене башни Олафа и без остатка пропадающий на булыжнике.
Правда, на этом артефакт Муавия Маургина исчерпал себя. То ли владелица потребовала от него больше, чем он мог дать, то ли пришло его время, однако на другой же день после возведения «Выборгского водопада» он рассыпался в пыль, оставив Кайндел на память только тоненькое железное кольцо со стершимися знаками.
Девушка не испытала досады или грусти, найдя вместо артефакта горстку тонкой пыли и кусочек железа. Даже, пожалуй, вздохнула с облегчением, потому что Ночи больше нечего было искать, Одину не на что было больше рассчитывать, и теперь курсантка вполне серьезно могла рассчитывать пусть на самый короткий, но настоящий отдых.
В самом деле, после удачно сданного экзамена по тактике спецподразделений Кайндел без возражений выдали машину с полным баком бензина и отпустили «прокатиться».
Еще на подъезде к озеру она обнаружила, что явно окажется там не в одиночестве, однако не повернула. Ее удивительным образом успокаивало ощущение, переходящее в уверенность, что на этот раз Ночь и ее люди станут соблюдать традицию Семейства, по которой именно в эти дни каждый, пусть даже он был врагом, мог также прийти на это место, и никто не стал бы ему угрожать или пытаться напасть. Интуиция успокаивала, и это было самым главным.
Девушка оставила машину у обочины и направилась в глубь леса – пышного, ароматно-смолистого, с моховиками у каждого валуна, с крошечными елочками, зеленеющими радостно и густо, будто декоративные. Голоса она услышала раньше, чем увидела их обладателей, но даже в этот миг к своей безрассудной идее относилась по-прежнему снисходительно. Если чутье подсказало ей, что все пройдет благополучно, значит, так оно и есть. В ее поступке, конечно, была и доля бравады, мол, не думайте, господа, что я боюсь вас. Не боюсь совершенно.
Едва Кайндел вышла на открытое пространство, разговоры тут же смолкли, все присутствующие на памятном холме близ озера Пестово замолчали и повернулись к ней. Здесь была Ночь, чьи черты, причудливо смешанные с чертами ирландки Шенны О’Фейд, многодетной матери и защитницы прав животных (должно быть, физиологическое преобразование новообретенного тела все никак не могло завершиться), производили странное впечатление. Здесь был Лорд в длинном алом одеянии, сшитом кривовато, но зато из великолепного искристого шелка, о покупке которого в нынешних магазинах по нынешним временам и мечтать не следовало. Здесь был Ринн Острие, который окатил Кайндел взглядом, полным искреннего интереса. Здесь были Глен и Бальтазар, которые оба, казалось, испугались за поступок давней знакомицы во много раз сильнее, чем она сама могла испугаться за себя.